не вырвали! – злобно закричал Скворец, – уведите его, а завтра голову с плеч!
Когда Хлопуше зачитали постановление Оренбургской секретной комиссии, он только и подумал: «Спасибо тебе, Господи, за подарок твой. Жил я всю жизнь как собака уличная. Все меня пинали и били. Объедки доедал и в грязи спал. Жену мою вновь замуж выдали, пока я по тюрьмам шлялся и содержался. Дал ты мне, Господи, счастье человеком побыть в конце жизни. Спасибо тебе. Спасибо и Императору, Емельяну Ивановичу. Господи, как произвел ты меня на свет свой, так и прими меня обратно. Если ты есть, то за жизнь каждого, кого ты на свет выпустил, несёшь ответственность, сам перед собой».
Восемнадцатого июля атамана, каторжника и полковника мятежного войска, бунтовщика Афанасия Тимофеевича Соколова-Хлопушу казнили в Оренбурге.
В постановлении было определено: «Одеть на него погребальный саван. Вести его в оном к эшафоту на городской площади. Отсечь голову. Для вечного зрения посадить на кол. После оного, тело предать земле».
После казни ещё некоторое время голова ближнего человека «Императора Петра Фёдоровича» смотрела на жителей Оренбурга, находясь отдельно от своего тела, со спокойным выражением лица. Пугая прохожих и напоминая о бренности жизни. На лице не было ни сожаления, ни горести. Оно было уравновешенным и спокойным. Устала голова от этой тяжёлой жизни. От скитаний, несправедливостей и горестей.
На следующий день, после казни, проходя мимо, остановился рядом с ней коллежский асессор Скворец Иван Михайлович, что прибыл из из Санкт-Петербурга для допроса бывшего атамана Хлопуши. Стал важно, опираясь на трость, посмотрел презрительно и важно. Плюнул и растер правой ногой, свой плевок. Погрозил тростью отрубленной голове.
Только вдруг глаза его расширились от испуга, руки задрожали, а сам он упал на колени и завопил: «Свят, свят! Голова улыбнулась мне. Спасите люди добрые, помогите!»
После чего он начал кататься по грязной земле и кричать непонятные вещи с пеной у рта. Так и катался пока не забрали его служивые люди губернаторской стражи, и не унесли в общественное присутствие. Долго его обхаживали доктора, да всё безрезультатно, не помогало ему ничего от падучей и болезней в голове. Церковь привлекли, но и та не помогла. Так и оправили коллежского асессора обратно, в Санкт-Петербург, под конвоем. Говорили многие, что блаженным он стал. Вырубил из чурбака деревянную голову, и ходил с ней по улицам Северной столицы. Так и ходил, как нянька с младенцем, пока Господь его не прибрал.
Глава 15 Тайна Финагеновых. Незаконная коммерция
Взяв полицейского извозчика, Тулин и Кротов направились на Арбатскую сторону. Там располагалась лавка ювелира и дом где он жил. Необходимо было учинить допрос по новым обстоятельствам. Прибыв на место, заслушали надзирателя, обеспечивающего охрану дома. Тот заверил, что накануне вечером, свою лавку, Финагенов прикрыл на час раньше. Закрылся в доме один. Посетителей у него не было. Дом младшего брата был похож на тот, что принадлежал старшему. Хотя был несколько меньше и более скромен. Первый этаж здания также имел два входа. Над одним из них висела вывеска, как две капли воды похожая на вывеску в Тверской части: «Ювелирная лавка Финагенова. Изделия из золота, серебра и других металлов. Работы с бриллиантами и жемчугом. Всё что угодно дамам и господам».
На двери второго входа имелась красивая табличка с замысловатыми буквами, выполненными старославянской вязью: «Финагенов А. П.» Видимо, таблички и вывески заказывались у одного и того же мастера. Евграф и Егор Егорович переглянулись. На улице было раннее утро. Сыщик подошёл к дверям и позвонил в колокольчик. Никто не отозвался. После долгого и продолжительного стука, шторка окна отодвинулась. Выглянуло заспанное и помятое от переживаний лицо ювелира. Увидев Евграфа, хозяин лавки очень удивился. Через несколько минут дверь открылась. Оба ранних гостя не медля вошли во внутрь. Ни Евграф, ни Кротов не заметили, что кто-то очень внимательно за ними наблюдает на улице, спрятавшись за угол соседского дома.
– Что вам угодно, господа? – недовольно уточнил ювелир, встретив гостей в ночном халате.
– Правды и только правды, Афанасий Прокопыч! Позвольте, мы пройдём. Я знаю всё, что связано с мошенницей и призрачной маркизой. Вашим посещением её дома после трагической гибели брата. Требованием золота и денег. Думаю, что пахнет уголовным преступлением, и вы в нём участвуете. Поэтому, вам не стоит отпираться. Вы понимаете, насколько опасны обвинения в изготовлении фальшивых денег? Если мы с вами не найдём взаимного понимания, вас придётся арестовать именно за это и прямо сегодня.
– Хорошо, я всё расскажу, проходите, – испуганно ответил ювелир, бледнея и хватаясь за сердце.
Тулин и Кротов прошли в дом. Разговор состоялся в гостиной. Афанасий Прокопович понуро расположился за столом и начал рассказывать: «Мой покойный брат никогда не занимался ничем противозаконным. Он всегда честно трудился по ювелирному делу. Мало кто знает, что мы не родные, а сводные братья. Поэтому мы жили каждый своей жизнью. Однако он мне очень сильно помогал и опекал, но в свою жизнь особо не посвящал».
– Тогда почему у вас одинаковые отчества? – уточнил Евграф.
– Просто так совпало, что имена покойного отца Ильи Прокопыча и моего отца, одинаковые. Они оба были Прокопычи! Получается, что и отчества у нас одинаковые. Простое совпадение. Родителей уже давно нет, поэтому мы жили как родные. Во всём помогая друг другу, – огорчённо вздохнув ответил ювелир.
– Продолжайте, прошу вас! – попросил сыщик.
– Отец Ильи был родом с Урала. Кажется, с местечка Сатка. Есть такой небольшой городишко. Год назад прибыл человек с тех мест, с реки Ай. Его направил к моему брату дальний родственник или знакомый семьи Ильи. Он проживал в тех местах и знал, что Илья успешный московский ювелир. Он прибыл не просто. Этот человек предложил реализовать золотые деньги. Империалы и нидерландские дукаты времён великой Императрицы Екатерины II. Посулил хорошую выгоду.
– Но, позвольте! Вы же знаете, как ювелир, что имперские золотые монеты уже давно не чеканятся. Так что, они были поддельными? – уточнил сыщик.
– В том-то и дело, что нет. Они были старой чеканки. Это я вам говорю, как ювелир с большим опытом работы. Но в то же время абсолютно новыми. По их внешнему виду можно было определить, что они не были в обращении. Последние подобные монеты были изготовлены в конце 1805 года. Особая ценность этих денег в том, что в них огромное содержание золота старой пробы. Такого уже встретить труднее и труднее в современной жизни. При Императрице всего было изготовлено около шестнадцати миллионов золотых монет.
– Что ваш брат делал с ними? Как это всё происходило? В чём суть договора? – уточнил Тулин.
– Вначале, он не желал связываться с этим непонятным золотом. Однако жадность взяла своё. Я отговаривал его. Но он не слушал меня и начал с ними работать. Суть договора была следующей. Всего партий было три и ожидалась четвёртая. Первую и вторую тысяча империалов и дукатов, ценой более тридцати рублей за каждый, он реализовал по старым знакомым из высшего общества. Занимался этим он более двух лет. Очень долго. Доход был огромен. Продавая монеты, своим клиентам, по тридцать рублей поставщикам он отдавал половину. Деньги с первой партии были поделены пополам. Деньги со второй партии полностью, по просьбе Ильи, остались у него на развитие ювелирного дела и обустройство наших домов. Он и мне помог построить дом. Оба наших дома похожи как капли воды. Деньги с третьей партии Илья должен был полностью направить на Урал. Он смог реализовать третью партию несколько месяцев назад. Дал депешу. Не знаю куда, может быть, в Уфу. Отправил деньги сам, через своих людей. С Урала, вновь, должны были прибыть курьеры. Как вы понимаете, брат должен был получить новую партию имперских монет. По-прежнему одну тысячу. Опять их реализовать и расплатится. Возможно, они прибывали, а возможно только должны прибыть. Но его